Известный иркутский баскетбольный арбитр, заслуженный работник физической культуры Юрий Чарчиди рассказывает о себе и своих родственниках

На столе — две фотографии, которые разделяет без малого 100 лет. На одном снимке, весьма обветшавшем, Христофор Чарчиди с супругой Еленой и сыновьями Яном и Сократом. На другом, современном, нынешний глава рода со своими внуками — Денисом, Яном и Светланой — и правнуком Никасом… «Шестое поколение Чарчиди на иркутской земле», — указывает на правнука Юрий Иванович.

Дело «о диверсантах»

Начиналась же эта история еще в дореволюционные времена, когда дедушка нашего героя, уроженец горной деревушки Санта в Турции, подобно своему знаменитому тезке (мореплавателю Колумбу) отправился открывать неведомые для себя земли. Если проще — поехал на заработки в Россию. Причем выбрал не близкие, а стало быть и более комфортные, южные и западные регионы, а рванул прямиком в Сибирь. Почему? Возможно, потому что каменщики (а именно этой специальностью он владел в совершенстве) в наших суровых краях были в ту пору более востребованны. Работал в Нижнеудинске, Зиме, потом перебрался в Иркутск, куда в 1916 году перевез и жену с маленьким сыном Яном. А через несколько лет в семье появился и первый настоящий сибиряк; младшего сына назвали Сократом.

— Вообще-то мое отчество должно быть Янович, — поясняет Юрий Чарчиди. — Однако всю жизнь прожил как Иванович. Просто, когда отцу в детском возрасте меняли документы, записали его на русский манер — Иваном. Наверное, родители думали, что так избавят своего первенца от разных бед на новой земле. Увы… Отцу судьбой было отмерено всего 24 года. Попал вместе с дедом под каток сталинских репрессий да так и сгинул. Позже маму официально уведомили, что он умер в иркутской тюрьме от сердечной недостаточности 1 июля 1939 года. Но, зная отца, приверженца здорового образа жизни, спортсмена, игрока хоккейной команды, в данную причину смерти трудно поверить. Как мне позже разъяснили мои товарищи, служившие в компетентных органах, такая формулировка была на каждом втором свидетельстве о смерти, приходившем из мест не столь отдаленных. Людей же просто расстреливали без суда и следствия. Когда под Пивоварихой были обнаружены массовые захоронения и открыт мемориал, мы тоже сделали табличку, посвященную отцу. Хотя до сих пор место его гибели нам не известно… Дед тоже не вернулся — умер, как сообщили, в Архангельске в апреле 1942-го. Позже, в конце 1955 года, из Читы (видимо, там хранились подобные дела) пришли документы о реабилитации. А уже в 90-е годы мне удалось заглянуть в папку по делу, стоившему жизни моим родственникам. Не сказать, что увесистая. Называлась — «О диверсантах». В основном греки, чуть больше десяти человек. Сначала перечислены все их «деяния» — что, где, когда. И тут же вставки: «не подтвердилось», «не подтвердилось» и т. д. Горько было сознавать, что это явно сфабрикованное обвинение сломало жизнь не одной семье. Ну какой из того же деда диверсант — он к тому времени уже полуслепой был! Кстати, некоторым фигурантам данного дела повезло, если это можно так назвать: наши знакомые Канарисы — и отец Одиссей Павлович, и его сын Володя, отсидев положенные 10 лет, вернулись домой.

Наша же семья в одночасье осталась без кормильцев. Две женщины — бабушка и мама, и двое мальчишек: дядя Сократ, в ту пору школьник, и я, малолетний… Кстати, мама, Валентина Ивановна (в девичестве Караулова), приехала в Иркутск из Танхоя, собиралась учиться, но встретила отца, потом я появился на свет, далее… В общем, с учебой пришлось повременить.

Детские забавы

Надо ли говорить, что времена наступили тяжелые. А тут еще и война. Жили Чарчиди рядом с железнодорожным вокзалом, в начале улицы Кругобайкальской, которую позже переименовали в улицу Терешковой. Здесь располагался конный двор, а рядом усадьба — большой дом-пятистенок и строение поменьше, на две комнаты, с пристроенным флигелем.

— Эту избушку мы сначала арендовали, а потом выкупили у хозяев. В военные годы спасала корова. Бабушка Лена, помню, делала напиток мацони, пекла булочки и шла торговать на вокзал. Мама работала с утра до ночи… Я же целыми днями пропадал на улице с такими же мальчишками из Глазковского предместья. Катались летом на велосипедах, зимой — на сплюшках (конструкция из сломанного конька) или рулевиках (нечто похожее на современные детские снегоходы). Цеплялись специальными крючьями за автомобили и так гоняли по дороге. Бывало, и под колеса попадали. Бегали на железную дорогу к пакгаузам, где можно было чем-нибудь разжиться — или едой, или, если повезет, какими-то армейскими вещами.

Летом много времени проводили у воды. Например, переправлялись, на речном трамвайчике на правый берег, брали на лодочной станции лодку (обычно договаривались с охранником за табак или еще что-нибудь) и плыли к островам. В то время ГЭС еще не было, и вода в Ангаре была гораздо теплее. Купались, ловили рыбу. Хулиганили, конечно, — любили, например, с трамвайчика на ходу нырять. Еще бегали на Иркут, там, недалеко от моста, запруда была. Как-то чуть не утонул: плавать не умел, а туда же — на глубину. В общем, наглотался водички. Хорошо, что кто-то из старшаков заметил мои судорожные движения и подтолкнул к берегу. А чуть позже, уже в Затоне, я еще раз реально пошел ко дну: там распиловка стояла, а рядом — искусственные водоемы. Мы развлекались здесь катанием на обычных досках (почти серфинг). Один раз я мимо доски шлепнулся и пошел вниз — помню желтую воду над собой, ногами, руками дрыгаю, но это не помогает. И снова меня спасли друзья… Позже плавать все же научился, а в физкультурном техникуме и вовсе освоил все стили. Особенно хорошо на спине получалось.

Рядом с олимпийским чемпионом

Спортом он заболел благодаря дяде Сократу, который играл в хоккей и футбол в команде «Локомотив» и какое-то время даже трудился на стадионе (сначала простым рабочим, затем заведующим). Он брал племяша и на игры, и на тренировки. А как-то на чердаке дома Юра нашел сундук с отцовской хоккейной амуницией… Коньки были настолько большие, что он первое время совал в ботинки ногу прямо в валенках и так катался.

— Позже дядя пристроил меня в юношескую команду. Хоккей захватил меня тогда всерьез и надолго. Осенью вставали на коньки, как только на каком-нибудь пруду устанавливался более-менее приемлемый лед — нас сажали на полуторку и везли к месту тренировок. С приходом настоящих морозов заливали стадион, лед мы всегда сами чистили.

Одновременно увлекся и боксом. Наш учитель физкультуры Виктор Иосифович Белых сам был действующим спортсменом — выигрывал чемпионат Сибири и Дальнего Востока. И почти все мальчишки из школы прошли через его секцию. Одно время вместе с нами занимался будущий олимпийский чемпион Владимир Сафронов. Он даже несколько раз проводил тренировки, подменяя уехавшего на соревнования Белых. Позже мы, конечно, гордились тем, что занимались в одном зале с таким знаменитым боксером.

Распорядок дня у меня тогда был просто сумасшедший: утром — школа, потом тренировка хоккейная, с 15.00 до 17.00, далее бежал домой, быстренько что-то перехватывал из еды и на бокс к 19.00. При таком темпе жизни времени на баловство уже не оставалось…

Мастер по клюшкам

Его первая попытка нащупать свой путь во взрослой жизни оказалась неудачной. Поддавшись уговорам друзей, после окончания седьмого класса Юра Чарчиди отправился поступать в Ангарский техникум жидкого топлива, где готовились кадры для активно развивавшегося в те годы нефтехимического комбината. Сдал все необходимые испытания, однако в последний момент одумался («не мое») и забрал документы.

— Год нужно было где-то перекантоваться, и дядя устроил меня на макаронную фабрику, на которой сам тогда работал, — вспоминает Юрий Иванович. — Меня определили учеником столяра. В качестве наставника назначили лучшего специалиста-краснодеревщика. Все самые серьезные заказы шли к нему, а стало быть и зарплата была на уровне. По крайней мере мне, 16-летнему парню, хватало и на то, чтобы приодеться, и на всякие развлечения, еще и маме отдавал часть. Многим премудростям меня научил тот мастер, но главное — я имел возможность снабжать всю нашу хоккейную команду на «Локомотиве» очень качественными по тем временам клюшками. Сам их делал: искал подходящей кривизны березу, сдирал с нее кору, сушил, распускал на станке на пластины нужной толщины (из одного бревна не более трех изделий получалось), а дальше дело техники — для крепости обматывали дерево бинтом, пропитанным клеем, оплетку из сыромятины на крюк делали, у многих для хвата была вставка из разных материалов (у меня еще отцовская, из карельской березы). Кстати, угол загиба крюка и длина тогда не регламентировались, а потому каждый делал на свой вкус. У нападающих клюшки были короткие, а крюк крутой — чтобы мяч близко к себе держать. Помню, Джурук или Копылов как разгонятся, а снаряд буквально возле ног катят — без нарушения не отберешь. У защитников, наоборот, клюшка гораздо длиннее (у некоторых индивидуумов была как для канадского хоккея) и крюк пологий. Стандарты амуниции ввели только в начале 60-х, тогда же у нас и первые заводские экземпляры появились.

И все-таки физкультурный

Осенью 1953-го Юрий Чарчиди, очарованный романтизмом популярной в то время профессии, поступил в только-только открывшийся геолого-разведочный техникум. У учебного заведения еще и своего помещения не было — занимались в 15-й школе (той, что возле «Труда») вечерами. И быть бы парню буровиком (именно по этой специальности он учился), если бы не стечение обстоятельств.

— Год я отучился, и в принципе мне все нравилось. Но весной случился казус: в один день выпали два важных события — экзамен в техникуме и финальный поединок престижного турнира по боксу (я к тому времени возобновил занятия) на «Труде». И вроде как даже какие-то договоренности были, чтобы меня особо не мурыжили при сдаче: по времени мероприятия почти совпадали. Но преподавательница проявила принципиальность, и я мало того, что завалил предмет, так еще и не успел на финал… Конечно, можно было чуть позже прийти на пересдачу, но я психанул, что называется, и сначала уехал с друзьями на неделю на Байкал, а вернувшись, просто забрал документы из техникума.

Тем же летом была предпринята еще одна попытка «проехать мимо физкультурного» — на одни пятерки (я ж был опытный абитуриент) сдал вступительные экзамены в учетно-кредитный техникум. Красота — одни девчонки вокруг! Но буквально в последний момент вдруг осознал, какая скука (это о циферках и бумагах) ждет меня впереди. Документы в охапку — и с ними прямиком к дяде Сократу. Тот повел меня на «Труд», к директору Степану Гусеву: так и так, вот мой племянник, его надо в физкультурный техникум определить. Степан Васильевич тут же позвонил в ТФК к Ибятову, директору: «Гоша, нужно помочь парню!» Георгий Александрович в тот день должен был улетать в Москву, очень спешил, но в просьбе не отказал: «Пусть пулей летит ко мне, разберемся».

«Принять и зачислить на стипендию», — приказал он секретарю, когда я подъехал со своими бумагами. «Так у него не все сдано», — попыталась возразить женщина. «Оформить», — последовал ответ. Вот так, не прикладывая никаких усилий, фактически по блату, я и очутился в техникуме физической культуры. Правду, видать, говорят: от судьбы не уйдешь…

Баскетбольная карьера

Если бы в то время кто-то сказал, что главной игрой в его жизни станет баскетбол, он бы не поверил. По молодости он перепробовал много видов спорта — хоккей с мячом и шайбой, футбол, волейбол, бокс, плавание, лыжный спорт… Однако американской забавы с большим оранжевым мячом в этом списке не было.

— В основном голова была забита русским хоккеем. Готов был с утра до ночи гонять мяч на льду. Иркутская команда мастеров в то время как раз только начинала восхождение в высший эшелон. Наша дружина была своего рода дублем основного состава — мы защищали честь железнодорожного общества на региональном уровне. Довелось поиграть со многими будущими лидерами «Локомотива» — с тем же Юрой Низовым. С хоккеем завязал в 1962 году, когда уже работал в пединституте.

Баскетбол же возник на горизонте во время учебы в ТФК. Все благодаря преподавателю Авениру Викторовичу Бормашеву, именно он разглядел во мне, «заядлом хоккеисте», задатки баскетболиста. Позже он рекомендовал меня на работу в пединститут, тренировать сборную вуза.

Три года учебы в физкультурном пролетели как один миг. По окончании техникума пару лет работал школьным учителем. Причем один год — в родной 80-й. До сих пор с некоторыми ученицами связь поддерживаю — они бабушки уже давно, всем за 70. Потом был пединститут, пять лет в госуниверситете, десять — в ТФК. Везде я уже работал как тренер по баскетболу. Тренировал сборные команды, начал судить игры, сначала на местном уровне, затем на межрегиональном.

Его первая поездка как арбитра случилась в 1963 году — в Магадан. А в 1969-м он возглавил областную коллегию баскетбольных судей. Благодаря новому призванию объехал почти весь Советский Союз, работал на детских, юниорских, молодежных соревнованиях, на матчах первой и высшей лиги чемпионата страны, на спартакиадах народов РСФСР. Первым из иркутян получил всесоюзную категорию. Вырастил целую плеяду очень хороших арбитров. Его ученик Михаил Черкашин также стал арбитром всесоюзной категории. Сергей Круг пошел еще выше — он арбитр ФИБА, имеет право работать на самых престижных турнирах.

По преподавательской деятельности в 1975 году судьба забросила Юрия Чарчиди в Иркутское педагогическое училище, на физкультурное отделение. Проработал там более четверти века. Баскетбольные команды под его руководством неоднократно становились призерами и победителями соревнований по линии Министерства просвещения РСФСР. На пенсию ушел в 2001-м, в возрасте 65 лет.

Дела семейные

— Со своей будущей женой Леонорой я познакомился, когда мне было 15 лет, — вспоминает Юрий Иванович. — Дружок мой, Ленька Кривошеев, попросил съездить с ним (на велосипедах мы тогда гоняли) к понравившейся ему девчонке. А та в свою очередь привела подружку. Как это часто бывает, у главных героев этой истории впоследствии ничего не вышло, а мы после шести лет дружбы решили пожениться.

Объявили друзьям, что 30 октября 1957 года расписываемся, а вечером обмываем свидетельство о браке. Я выбрал свидетелем Вальку Савельева, но к назначенному часу он не пришел. Тогда мы вдвоем пошли в горисполком (нужно было по мосту через Ангару перейти) и по дороге встретили Борьку Шевченко, волейболиста, медика (по месту учебы). Прихватили его. В горисполкоме история вышла. Работница, перепутав, вытащила сначала бланки свидетельства о смерти. Наш свидетель это первый заметил и говорит: «Женщина, нам эти бумажки пока рановато заполнять, мы только жить начинаем…» В общем, поменяла она бланки, расписались мы. Потом шампанского втроем выпили в ресторане «Сибирь», а вечером в дружеской компании уже более предметно отметили это дело.

В итоге прожили с Леонорой душа в душу 41 год (умерла после болезни в 1998 году)… Вырастили двоих детей — сына Виталия (был капитаном УВД, погиб в 1992 году при взрыве в доме на улице Баррикад) и дочь Марику.

Андрей Семакин, газета «Копейка»